Это вышло случайно. Много лет назад просто один из нас сказал – “Прощай.” И всё закончилось.

Это было безболезненно, как под наркозом, но очень обидно. Наверное, ко мне просто до сих пор не пришло осознание произошедшего – я до сих пор в это не верю. По ночам обнимаю совсем другого человека, смотрю в потолок и задаю себе этот странный вопрос – “Почему?”

Вокруг нас ходило много слухов, хотя мы не давали на то поводов. Группа продолжала существовать, мы по-прежнему улыбались, везде старались появляться вместе, но у кого-то из нашего окружения оказался слишком острый и колкий язык – в прессу всё же просочилась информация о том, что во-первых, у нас был роман, а во-вторых – мы расстались и группа держится исключительно на контракте. Естественно, эта статья приняла исключительно жёлтый цвет и не пошла в серьёзные издания, но шума наделала.

Видел бы ты свои глаза в тот момент, когда прочёл её. Огромные, почти чёрные от злости и обиды, вместо привычных зелёных. Ты метался по комнате, кляня этот мир на чём свет стоит, проклиная тот день, когда вообще пришёл в шоубизнес.

Я же знаю, что не смотря на всю свою эпотажность – в жизни личной ты всегда хотел только тепла, уюта, тишины и спокойствия. И всё было именно так до тех пор, пока ты не спутался с тем парнишкой, а он оказался журналистом, работающим по заказу одной сильно ненавидящей тебя особы. Не будем называть имён, все мы знаем тётю Яну. Скандала тогда не было, нам удалось перекупить материал, и наш любимейший дерматолог страны осталась с носом, однако тогда ты предпочёл расстаться. Ты говорил, что ты позволил чужому проникнуть в наш мирок, и за это ты не должен больше… точнее, из-за этого мы не можем больше быть вместе.

После того разговора мы не общались два месяца. На первом после столь длительного перерыва концерте мы путали слова песен, каждый вступал не в свою партию, стараясь спеть слова друг друга, будто заглушая, прося возможность поговорить и не давая сказать ни одного лишнего слова, чтобы не отвечать на те вопросы, которых ты так боялся.

А потом мы будто смирились с этим – не общались совсем, смотря как сквозь стекло, вспоминая о существовании друг друга только лишь на людях. И эта была единственная возможность любоваться тобой, смотреть на тебя, разговаривать с тобой, хотя бы коснуться…

И так много лет. Мы уже выросли, ты даже постарел. Вокруг глаз у тебя появились совсем маленькие, почти незаметные морщинки. Я знаю, что ты бесишься по этому поводу, но они мне очень нравятся. В гостиницах я часто изподтишка наблюдаю за тем, как в ванной ты вымазываешь своё лицо кучей масок, кремом, а я стою под дверью и подглядываю в щель. Улыбаюсь, как ребёнок, радуюсь, даже забавляюсь. Раньше, когда ты торчал по вечерам перед зеркалом – я подходил и обнимал со спины, утыкаясь носом в плечо, вдыхал запах мягкой кожи, звонко целовал в плечо и, шлёпнув по попе, уходил курить на кухню. А сейчас…

А сейчас…

Я сижу за барной стойкой и смотрю на тебя. Ты треплешься с журналистами, киваешь на меня, жестикулируешь, рассказываешь им очередную свою байку, а я просто пью свой виски со льдом. Не помню уже, какой по счёту, но в голову не даёт никак. А ты уже исчез из поля моего зрения, однако вскоре я вижу тебя с трудом стоящего на ногах. Подхватываю и тащу в такси.

По пути домой ты падаешь на моё плечо, и в темноте салона я вижу, как на твоих щеках блестят влажные дорожки слёз. Хрупкие плечи чуть вздрагивают, ты плачешь и называешь моё имя. Зовёшь…

Именно зовёшь, как на помощь, как заклятие бормочешь четыре буквы. Я вытираю ладонью влажные следы, целую горячий лоб. И ты обнимаешь… беспомощно, ища поддержки, защиты.

Ночью мы впервые за много лет спали в одной постели. Ничего не было, просто рядом, и я обнимал тебя. А ты меня. Тепло, нежно, невесомо…

А утром… я проснулся раньше. Вышел на кухню сварить кофе, а когда вернулся с ним – ты был уже в душе. Я ждал на кухне, но, выйдя из ванной, ты вновь проигнорировал меня, хотя на столе стояли две чашки с твоим любимым кофе с корицей. Ты упрямо заварил себе сам горький напиток и, отпив из чашки, поморщился. Ну вот опять, ты положил слишком много зёрен, очень много сахара, и наверняка обжёг кончик языка. Я хмыкнул, поняв, что для тебя эта ночь не значила ничего, и вышел из кухни, лишь на пороге задержался и обернулся, выглядывая из-за двери.

Ты потянулся ко второй чашке кофе, приготовленного мной, отпил из неё и довольно промычал.

Ты не видел меня. А я стоял и улыбался. Ты снова пьёшь кофе, приготовленное мной. Ты довольно улыбаешься, вспоминая его вкус.

Я скучаю.

Ты тоже.

Возможно, это была не последняя ночь, проведённая в одной постели.